СЛУЖБА ПОД ЗВЕЗДАМИ. КО ДНЮ ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА

Дорога

Капли дождя сползают по мутному стеклу плацкартного вагона. За окном плывет серый лес, сонный и вялый от весенних заморозков. Под голыми осинами гниют прошлогодние листья, жухлая трава скрывает робкие ростки новой жизни. Силуэты придорожных столбов меряют расстояние – дальше, дальше, дальше от дома.

В конце второго семестра меня призвали в армию. Повестка, досрочные экзамены, сбор в военкомате и вот уже поезд, отстукивая ритм дороги, перемещает в другое измерение.

На вокзале отец как-то неловко похлопал по плечу, матушка не скрывала слез.

— Мам, перестань, — предательски дрогнул голос. – Не переживай, со мной все будет хорошо.

— Я не плачу, глаза слезятся от сквозняка. Славик, ты пиши почаще, не забывай… — всхлипывая, матушка вытерла платком мокрые глаза, поцеловала в лоб и сунула в руки сверток с печеньем. Хотя моя сумка ломилась от еды, собранной в дорогу – ехать три дня, а съестного запасено на неделю.

Еда была первейшей матушкиной заботой: «Сынонька, ты не голодный?» — как будто это единственная цель в жизни. Того количества еды, которое я послушно съедал в отрочестве, вполне хватило бы на двоих. Мама пережила голодные годы, подсознательно стараясь оградить меня от нехватки пищи, и, как ей казалось, знала все секреты кормления ребенка. Как воспитать счастливого человека? Ничего сложного: «Главное покушать», — а то, что я рос толстым увальнем, ее вовсе не тревожило.

Святая материнская любовь! Тебе неведомо, сколько инфантильных, неспособных к реализации своих талантов взрослых вырастает из послушных перекормленных деток.

В начальных классах гимназии мне доставалось от сверстников – они не прощали полноты, и вообще ничего не прощали. Когда математичка вызывала меня к доске, я так боялся опозориться, что переставал соображать. Класс хихикал, лицо и уши пылали кумачом и все, что мне оставалось – провалиться сквозь землю. Крики и угрозы делали только хуже, учительница сердилась, я получал двойку.

Отец жестоко наказывал за плохие оценки, но наказания не сделали из меня бойкого хорошиста, как из дерева не сделать железа. Только в тишине я мог сосредоточиться, и щелкать задачки, как семечки. Учительница допытывалась: «Слава, признайся, у кого ты списал домашнее задание?», — я пасовал перед ее авторитетом. Откуда Мария Константиновна могла знать, что мощнейший абстрактный интеллект звукового вектора достается интровертам,
и для полноценного контакта с маленьким звуковиком нужна тихая, спокойная, доброжелательная атмосфера.

Со временем одноклассники перестали дразниться, списывать им было выгоднее, чем потешаться.

— Чай будешь? — отвлек от детских воспоминаний Серега Шуров, сосед по купе. Шустрый парень: лихая челка, добрые глаза, красиво очерченный рот. – Не тормози, бери, пока дают. В армии чай в кастрюлях заваривают.
Чай был действительно вкусный — такого ароматного чая я не пил еще два года и десять дней.

«Такой парень не пропадет», — подумалось мне. Я позавидовал той быстроте, с которой Серега подружился с проводником, разузнал про службу у сержанта, что забирал нас из военкомата, и заигрывал с единственной девушкой в вагоне, которая, сама того не ожидая, очутилась в центре внимания новобранцев. Кожный, оральный и зрительный вектора психической матрицы Сереги в хорошем развитии открывали для него все двери, делали легким и приятным любое общение, вне зависимости от пола, возраста или статуса визави. Его всегда слушали и верили всему, что говорил мой новый друг.

— Мадам, разрешите поцеловать вашу ручку! Такую прелестную ручку я не видел никогда, и еще два года не увижу, — девушка смущалась, а позже, освоившись, звонко смеялась над шутками Шурова.

К невеселым воспоминаниям добавилась еще одна печаль — рядом с девушками я чувствовал себя так же, как у доски на уроке математики.

— Слышал, что в учебке волосы бреют тупыми бритвами? У одного пацана брат служил, так его в первый день службы обрили — всю голову порезали до крови! – не умолкая, Серега делился разведанной информацией.

Густой лес за окном постепенно растворила бескрайняя степь. Художник по имени Природа поленился оставить на картине степи хотя бы один мазок: ни деревца, ни кустика. Никогда раньше я не видел столько неба – синева от горизонта до горизонта.

Когда же поезд приехал в пункт назначения, то все призывники из моего вагона сверкали лысыми бритыми головами.

Начало

Расположенная в центре маленького городка, учебная часть отгородилась от гражданской жизни высоким забором с колючей проволокой и была похожа одновременно на тюрьму и средневековую крепость. От пустынного плаца, унылых серых казарм и здоровенного фельдшера в очках, сползающих на нос, веяло казенным безразличием. Захотелось домой, в беззаботную студенческую жизнь.

Дни улетали: подъем в шесть, зарядка, завтрак, занятия, строевая, кросс, обед, хоз. работы, физо, кросс, ужин, стирка, полчаса личного времени (с некоторыми вариантами) и отбой. Вечером едва хватало сил доползти до подушки.

Физически развитые новобранцы валились с ног уже после зарядки, а строевая подготовка добивала тех, кто был способен хоть на что-то. Солнце утюгом сдавливало сознание, выжигая зеленый цвет новенькой военной формы, накаляло сапоги, и здоровые, крепкие парни быстро таяли, превращаясь в ватных кукол. Под руководством фельдшера кукол отливали водой и отправляли снова в строй.

Вид фельдшера внушал солдатам особое чувство: мы быстро сообразили, что лучше не попадать под его тяжелую руку, а «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы». Солдаты, которые натерли ноги портянками, и не могли всунуть в сапоги, распухшие от жары ноги, по команде фельдшера отжимались. Оказалось, что в тапочках можно замечательно строем отжиматься от земли.

Я не понимал, зачем ежедневно изводить солдат тупым хождением по плацу, но командир считал, что военная выправка того стоит, а устав вооруженных сил СССР начинался магическим пунктами:

— пункт номер один: «Командир всегда прав»

— пункт номер два: «Если командир не прав, смотри пункт номер один»

Жернова армейского механизма исправно делали свое дело: нас, желторотиков, превращали в военных роботов, которые выполнят любой приказ. Основу армии составляют люди с мышечным вектором — воины, способные на убийство, не обсуждающие указания. Мышечный вектор довольствуется малым – есть, пить, дышать, спать. Бизнес, домашний очаг, стремление к познанию и самовыражению остались дома ждать своего часа — солдатам они без надобности.

Спасали звезды в ночном небе. А четыре маленькие звезды на погонах капитана Корынкина давали надежду, что не все так плохо. Лысоватый, слегка прихрамывающий, поначалу он не произвел на меня впечатления. Первое занятие все изменило.

— Товарищ солдат, скажите, — обратился он к Сереге Шурову, - что должен делать солдат, если он оказался в зоне ядерного взрыва?

— Если солдат оказался в зоне ядерного взрыва, он должен упасть на землю ногами к эпицентру взрыва и закрыть голову руками, — без запинки процитировал школьный курс начальной военной подготовки шустрый Серега.

— Неверно! Запомните: солдат, который оказался в зоне действия ядерного взрыва, должен, прежде всего,
держать автомат на вытянутых руках. Чтоб расплавленный металл не капал на казенные сапоги!

Волна ядерного взрыва от солдатского хохота прокатилась по классу и донеслась до командира части. Тот, сидя в своем кабинете, недовольно хмурил брови: «Опять Корынкин дешевый авторитет завоевывает».

— А если солдат случайно, при ядерном взрыве, проглотил кусочек радиоактивного урана? — не унимался Корынкин.

— Не знаю, товарищ капитан! — громко рапортовал Шуров, выпучив глаза.

— Запоминайте. Солдату, проглотившему кусочек радиоактивного урана необходимо справить малую нужду в солдатскую кружку, содержимое кружки прог-ло-тить, и тогда радиоактивный уран покинет организм солдата вместе с выплюнутой пищей.

Мы уважали и любили Корынкина за то, что он относился к солдатам иначе, чем другие командиры – не наказывал напрасно, подбадривал, шутками снимал напряжение солдатских будней. По карьерной лестнице Корынкин продвигался медленно, поскольку не умел угождать начальству. Но живой ум и харизма капитана полностью реализовались в обучении новобранцев. Он, как нельзя лучше выполнял роль наставника будущих воинов – видовую роль, заданную от природы анальным вектором психического бессознательного.

«Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона», — я был уверен, что в поговорках капитана главными героями не всегда были солдаты…

На краю земли

По окончанию учебы всех ожидало распределение по отдаленным частям. Жаль расставаться с ребятами, но служба есть служба.

В часть добирались на вертолете — это был единственный транспорт, что связывал место моей будущей службы с цивилизацией.

Серега попал со мной в одну роту, чему я был несказанно рад. Мне не хватало его живости, ему – моей рассудительности, он говорил, а я слушал. С офицерами Шуров был на короткой ноге, и даже как-то «отмазал» меня от гауптвахты. Я же помогал своему другу разобраться с учебой и осваивать сложную технику.

А как хороши были майские ночи в степи! Часть располагалась далеко от населенных пунктов, — 280 км в одну сторону и 500 км в другую, но все военные объекты тщательно охранялось.

Первый караул – мероприятие ответственное. Попробуй, на разводе забудь хоть один пункт Устава гарнизонной и караульной службы ВС СССР или Обязанностей часового на посту. Старшина Миньков, принимающий наряд, со свойственной ему дотошностью, выворачивал новобранцев наизнанку – подворотнички, петлицы, кокарда, пуговицы, наглаженные кантики на ХБ, вычищенный АК-47, до черного блеска натертые сапоги. Не дай Бог на бляхе ремня с пятиконечной звездой будет хоть одно маленькое бледное пятнышко!

В конце развода контрольный вопрос:

— Что запрещено часовому в карауле?

На одном дыхании я выпалил жесткое наставление капитана Корынкина:

— В карауле часовому строго запрещено справлять малую нужду на трансформаторную будку. Правильно справлять против ветра!

— Верно, товарищ боец! — невозмутимо отчеканил старшина. После караула умник получил два наряда вне очереди.
Однако, думать об устройстве мира уставом не запрещалось.

В ночном карауле я изучал млечный путь — миры, что начинаются в бесконечности и в бесконечности теряются. Сотни тысяч лет человек всматривался в ночное небо и вслушивался в тишину. Кто-то всегда охранял ночной покой стаи, клана, семьи, народа, и во все века звезды показывали ту же картину, что и сегодня. Где точка отсчета вселенной, с чего началась жизнь? Может все эти галактики лишь часть молекулы, которая составляет ничтожную долю пылинки на прицеле моего автомата?

Казалось, еще чуть-чуть и мне станет понятна связь с Первопричиной, но мысль ускользала, порождая новые вопросы, новые осознания.

Тишина обостряла слух, чтоб уловить малейшее движение в ночной степи. Ветер, шорох травы наслаждали звуками и заставляли задуматься о вечной жизни вселенной, о созидании и творчестве, о любви и таинстве рождения, о смерти, памяти, о благодарности и забвении. Рождались мысли, что всегда тревожили звуковиков, древнейших ночных охранников стаи, обреченных на вечный поиск смысла жизни.

Никогда раньше звуковые вопросы не стучали в голове так настойчиво, как во время ночной караульной службы. Мышечное «мы» настойчиво пробивалось и диктовало что-то эгоцентричному звуку.

Во вторую зиму моей службы в части случилось ЧП – ударил мороз, замерзли водяные трубы, срочно понадобилась вода для запуска отопительной системы. Водовозка, отправленная к скважине, застряла на полпути. Метель и сильный мороз не позволяли отложить решение проблемы до утра, и половина личного состава роты вышла в ночь.

Шли цепочкой, держась за руки. Видимость три метра, дальше кромешная тьма. Если бы не рука Сереги, я остался бы в этом холодном зимнем космосе навечно.

По правде сказать, в какой-то момент я чётко ощутил: единственное, что мне сейчас нужно – остаться, наконец, в тишине, в покое. Это был самообман — желанный покой означал смерть. Погружаясь в приятное онемение тела, я с раздражением услышал, как будто со дна колодца Серегино проникающее в мозг: «Рота, подъее-е-е-ем! Не спать, мать твою так, не спа-а-ать!». Это был оральный крик о смертельной опасности. Он пробил ледяную корку безразличия, где я уже смирился со смертью, и вырвал меня из небытия эгоцентризма к единственно возможной форме человеческого Бытия – единению с себе подобными. В порыве выжить здесь и сейчас, во что бы то ни стало.

Разом обесценились звания, должности, сроки службы, возраст — от каждого требовалась полная отдача. Мы не видели друг друга, только слышали и ощущали плечо товарища, действуя как единое целое.

— Рааз, два, три! Навались! – зычный голос Шурова перекрывал шум мотора. Командир быстро охрип на ветру, и Серега подхватывал команды своей луженой глоткой.

Мы упирались в машину так, что могли сдвинуть Землю со своей оси, не замечали мороза, снега, усталости. Всё, чем мы жили раньше, все радости и желания, всё, кроме движения машины в ночной степи потеряло значение. Полтора километра тонна воды перемещалась упорством и силой воли солдат. На последнем издыхании мы втолкнули водовозку в ворота части.

На завтра служба потекла в привычном ритме, но что-то изменилось в глазах моих сослуживцев. Вчерашние маменькины сыночки за ночь стали зрелыми мужчинами. Каждый перешел свой Рубикон эгоизма. Мы стали единым целым.

***

Весной земля начала просыпаться. Буйные степные травы изо всех своих природных сил тянулись к солнечному теплу, к новому лету. Степь взорвалась алыми маками, заливалась птичьими голосами, весенние ароматы наполняли воздух, и над всем этим синело пронзительное небо. Я лежал в степи на шинели и думал о том, что вернусь домой совсем другим.

Теперь я умею чистить картошку, готовить еду, гладить, стирать, подшивать, убирать; я сильно похудел, перестал бояться холода, голода, физической работы и точно знаю, как отстоять свое мнение. Но это все мишура.
Самое главное, я понял, КАК хочу жить!

Желания, пробудившиеся и осознанные под звездами, и сейчас не дают мне остановиться. Я занимаюсь любимым делом, от которого захватывает дух и распирает гордость, созидаю, творю, забочусь о своих близких, слушаю красивую музыку, и это тоже важная часть моей жизни, наслаждаюсь красивой природой, которой так много вокруг,
и люблю, люблю жизнь изо всех сил!

Иногда я забываю об этом, но стоит мне посмотреть на звезды, как снова всплывает в памяти моя служба, когда я впервые понял, как важны сплочение и отдача для общего дела. Когда чувствуешь себя единым с другими людьми, когда мир меняется. И тогда осознаешь – важен каждый, таким, каким он рожден, со всеми своими качествами, свойствами, желаниями и талантами.

Ведь все мы живем под звездами.

От автора

Современный человек, волею технического прогресса живущий в полном комфорте, крайне редко может ощутить единение с другими. Значит и Счастье, при всем разнообразии его заменителей становится иллюзорным, суррогатным. На беду или на радость, объединение происходит в критические моменты, связанные с риском для выживания. Я знаю, мой герой, ты был действительно счастлив тогда, когда вместе с другими ты отдавал все силы, и даже больше, на решение общей задачи. В полном единстве с собой и другими.

А что же делать тем, и никогда не пройдет по острию, кто не испытывал и никогда не испытает риска для жизни? Как найти внутри себя точку Счастья? Как найти истинный Смысл Жизни? Как стать человеком не только разумным, но и счастливым?

Ответы на эти вопросы дает тренинг по системно–векторной психологии Юрия Бурлана. Присоединяйтесь: https://www.yburlan.ru/training/

Автор Лилия Коскор

Статья написана с использованием материалов тренингов по системно-векторной психологии Юрия Бурлана